Владимир Моторико: «Мне никакая тема не страшна»

Более полувека Владимир Моторико отдал журналистике. А если считать с появления его, ещё школьника, первой публикации в «Ленинском пути», то счёт приближается к 60 годам. Владимиру Михайловичу недавно исполнилось 76. Но он не по-пенсионерски активен в профессии, и даже, как сам признаётся, открылось второе дыхание, хочется как можно больше успеть рассказать об уникальных людях и явлениях, которые он зорким внутренним оком отыскивает в самых неожиданных местах. Беседа с ним может длиться часами, поскольку историй у Владимира Михайловича невероятное количество: о работе и коллегах, об увлечениях и друзьях, об истории Костаная и удивительных встречах на жизненном пути… В этом интервью – лишь малая часть того, о чём хотелось поговорить с мэтром костанайской журналистики.

- За столько лет работы не ловите себя на мысли, что всё это уже надоело, всё не ново, не вдохновляет?

- Я ловлю себя на другой мысли: как жаль, что прошло то время, когда мне это надоело. Когда садишься перед белым листом бумаги и думаешь: «Какой ужас! Какая мука! Как же это всё изложить?» А сейчас другое время: думаешь, как бы с силами собраться, чтобы сесть к компьютеру, чтобы всё чётко видеть… А мысли идут и идут. Тем столько, что хватит ещё на ближайшие двадцать лет. Эта потребность к творчеству появилась, когда меня лишили всех должностей и возвысили до простого журналиста. И сейчас мне никакая тема не страшна. Я с удовольствием берусь за любую, и мне всегда интересно найти что-то такое, что до сих пор никто не находил. Это просто хлебом не корми. Вот, например, недавно узнал, что в нашей области возрождается женский монастырь. Какая интересная тема! А какая матушка-настоятельница! Она меня просто потрясла. Ей восемьдесят лет, ходит с клюкой, но и с интернетом на ты, и бойко пользуется айфоном, и мыслит свежо, современно.

Варить варенье - это счастье!

- А как находятся хорошие темы? Иногда кажется, что всё уже писано-переписано…

- Ничего подобного! Рядом с нами живут такие замечательные люди, о которых мы понятия не имеем. Темы сами на меня набегают, стоит только захотеть. К примеру, со мной в одном дворе живут две бабульки, которых я, наверняка, встречал в гастрономе. Так вот оказалось, что их отец Иван Кобзев был первым в Кустанайской области, кто сел на трактор и вспахал поле (до этого всё на лошадях пахали), он же создал первый колхоз «Красный передовик», контора которого была на месте нынешнего ЦУМа. За Тоболом сохранились остатки садов, которые он насадил. Мало того, что он был первый тракторист и колхозник, ему ещё удалось выжить во время расстрела колчаковцами восставших кустанайцев у той самой знаменитой стены. Расстрел… Кровь, тела убитых… А этот Кобзев – щупленький, маленького роста – стоял с краю, ожидая своей участи. И один из колчаковских солдат, перезаряжая винтовку, посмотрел на него и махнул рукой: «Нечего тебе здесь делать, пацан! Беги домой к мамке!» Иван убежал. А в годы войны создал колхоз, в который была очередь, так много было желающих в него попасть. Там платили хорошую зарплату, никто не голодал, не бедствовал, колхозники на танки и самолёты деньги сдавали. Вот такой был человек. Прожил 92 года, и в 90 лет ещё ходил в загс, наставлял молодожёнов на семейную жизнь.

И таких людей немало, стоит только копнуть. Иногда даже не предполагаешь, где найдёшь клад для истории. А эти люди ходят рядом, нужно только проявить внимание, разговорить.

- Как менялись ваши журналистские интересы на протяжении времени? Или вообще не менялись?

- Менялись кардинально. Я вообще пришёл в журналистику из-за любви к фотографии. Каждый, кто фотографирует, стремится где-то напечататься. Я примерно с 8 класса фотографировал, и до окончания школы у меня уже были публикации снимков в «Ленинском пути», затобольской газете «Строитель коммунизма». Это считалось печатной работой. А тогда, чтобы поступить на журфак, нужна была хоть какая-нибудь печатная работа. Я предъявил свои фотографии и поступил в КазГУ имени Кирова. Диплом я защищал по искусству фоторепортажа, а пришёл в газету младшим литсотрудником. Делал фоторепортажи, писал про спорт. А когда пришёл к нам Владимир Катков, мы вдвоём делали четвёртую страницу (формат газеты тогда был большой). Нам было поручено сделать так, чтобы эта страница читалась, и мы тащили туда всё, чего раньше никогда не было: рассказы о природе, охотничьи и рыбацкие байки… Золотая была жизнь.

Потом пришло время, когда ушёл из редакции ответственный секретарь, и никто не хотел идти на эту собачью должность. Назначили меня. Писанина тогда отошла на второй план. Всё время, пока я ответсеком работал, в голове щёлкал секундомер: «Это сделано! Это надо сделать! Это надо подождать!»… Как сейчас помню: к обеду падает на телетайп (это было тогда вместо нынешнего интернета) сообщение, что вам надлежит опубликовать обмен речами Леонида Ильича Брежнева и президента Эфиопии Менгисту Хайле Мариама. Что ж делать… Ждёшь. Часам к шести вечера падает речь Брежнева. Проверяешь, отдаёшь в набор. А Менгисту нет… Видимо, он сказал что-то не то про наш социализм, и там наверху сидят, думают, как это всё выразить, чтобы и Хайле Мариам не обиделся, и Леонид Ильич похвалил. И вот где-то часам к десяти речь эфиопского президента (лидера) присылают. И пляшешь с ней до полуночи.

А после секретариата, когда меня вдруг назначили вторым заместителем главного редактора, счётчик в голове выключился. Должность была тяжёлая, но появилось время остановиться, оглянуться. На мне тогда висел отдел партийной жизни. И вот ты ковыряешься в этих партийных делах, пытаясь найти хоть что-то живое, а оно так трудно ищется… Но находилось, несмотря на убийственную партийную терминологию. И было большое счастье, когда эта партийная ноша свалилась с наших плеч.

Самарканд. вч 3578. Военные сборы после 4 курса журфака

- У вас очень выверенный, литературный слог. Ваши статьи читаются на одном дыхании, с огромным интересом, о чём бы вы ни писали: исторические сюжеты, зарисовки о природе, о том, как варить варенье… Это реально большое удовольствие – читать красивый, стройный текст. Как отрабатывалось это умение?

- Иногда я сажусь писать, а оно не пишется. Пишу и вижу, что какая-то тягомотина… И я бросаю. А потом будто само приходит: и слова нужные находятся, и мысли в голову текут. Бывает, читаю свою же статью спустя время, и думаю: «Неужели это я написал? Я и слов-то таких не знаю…» Вдруг редкие слова откуда-то выплывают и сами собой ложатся в текст. Нелюбимый мной писатель Дмитрий Быков, который всё-таки большой мастер русского слова, однажды рассказал в одном интервью, как это получается. Когда человек что-то пишет, мозг настолько концентрируется, что вытаскивает нужное из самых глубин подсознания. И я это дело заметил и уже не пытаюсь себя пересиливать. Не идёт сейчас, ну и ладно, что-нибудь другое напишу.

А ещё думаю: всем, что я умею, обязан своему деревенскому детству. Я по натуре своей советский колхозник, родился в деревне, называемой Конезавод, ныне Заречный. Отец мой был директором конезавода, где разводили Кустанайскую породу лошадей, мама была зоотехником-селекционером. Утро моё начиналось с «Пионерской зорьки» на радио, читал газету «Пионерская правда». А самое главное, что родители мои всю жизнь читали сами, собирали книги, и от этой библиотеки меня никто не отгонял. Новая книга Жюля Верна – это же было счастье! Потом начал читать Гоголя, и невозможно было оторваться от его рассказов: читаешь и упиваешься языком. И вот это всё, написанное правильным языком, откладывается в голове, как какой-то трафарет. А когда сам пишешь, строчки ложатся в правильном порядке.

И ещё, когда я начинал работать в газете, рядом был человек, который внушил мне уважение к русскому языку и точной передаче мысли. Это Минас Александрович Бабиев. Он был от природы журналистом и замечательным, весёлым человеком, несмотря на очень трудную судьбу.

- За что вы любите журналистику?

- Я уверен, что наша профессия важная и замечательная. Может быть, в другой деятельности я был бы богаче, но у меня не было бы возможности так много открыть в себе и в мире, в окружающих людях. Люблю журналистику за то, что она держит меня на плаву, защищая от деменции. Люблю за то, что каждый день у меня новые люди, и мне это очень интересно. И пока есть этот интерес, я живу.  

Светлана ОФИЦЕРОВА